Московская духовная академия

– еще в 1667 году прихожане московской Богословской церкви подали царю просьбу о дозволении открыть при их церкви школу и найти проповедника для сказывания поучений. При царе Феодоре, воспитаннике Полоцкого, предположено было завести в Москве большую школу не только для одной России, но и для греков, чтобы им не нужно было ездить за наукой в Италию. На первый раз царь и патриарх Иоаким в 1679 году основали школу в типографском доме и собрали в нее до 30 учеников. Начальником ее сделан был иеромонах Тимофей, долго путешествовавший по востоку и знавший греческий язык. Учителями были греки Мануил и Иоаким. Царь и патриарх так были рады этой школе, что посещали ее каждую неделю. Но она была только первым шагом к заведению желательной им высшей школы-академии, которую предположено было устроить в московском Заиконоспасском монастыре в самых обширных размерах и с богатыми средствами. Когда мысль об открытии новой академии огласилась, в Москву стали съезжаться разные кандидаты на учительство в этой будущей школе. Еще в 1682 г. при царе Феодоре была заготовлена грамота об открытии и привилегиях академии, но, за смертью царя и за последовавшими после того смутами, до 1685 года еще не была утверждена. В январе 1685 г. Сильвестр представил ее чрез Шакловитого царевне Софье. И грамота была утверждена. Учение в академии открылось немедленно после приезда Лихудов, даже раньше постройки зданий академии, в кельях монастыря Богоявленского. В ней предположено было преподавать и духовные, и светские науки – грамматику, пиитику, риторику, диалектику, философию и богословие, и языки славянский, греческий, польский и латинский, для людей всякого чина и возраста. Царь предоставлял в ее пользу свою библиотеку, вотчины 8 монастырей, одну дворцовую волость и 10 пустошей; право суда над ее людьми предоставлял ее блюстителю вместе с учителями; учителям обещал пенсии, а ученикам лучшие места на службе. Блюстителем и учителями положено назначать только русских или греков, испытанных в православии и дававших клятву быть ему верными; учителей из Литвы и Малороссии дозволялось принимать только по свидетельству о них достоверных людей, потому что эти прелестники, сказано в грамоте, сначала притворяются православными, а потом развратные словеса всевают и целость веры нашей терзать начинают. Академия назначалась быть блюстительницею православия во всей России. Никто не должен был держать у себя учителей иностранных языков, а должен был для обучения языкам отдавать своих детей в академию. Она обязывалась смотреть и за тем, чтобы в России не было иноверной пропаганды, за новообращенными, тверды ли они в вере, и за всеми вообще людьми духовного и мирского чина, не держит ли кто у себя запрещенных книг, не вступает ли в состязания о вере. Ей предоставлялся и суд по религиозным преступлениям: по суду ее, запрещенные книги должны были подвергаться сожжению; нетвердых в вере она могла подвергать ссылке, а иноверцев, виновных в хуле на православную веру, и русских отступников даже смертной казни чрез сожжение. Последние грозные полномочия академии не были, впрочем, осуществлены на практике, и ей досталось одно более скромное, просветительное значение. Быстрый упадок академии начался после высылки Лихудов. Место их в академии заняли их ученики, не имевшие уже ни такого образования, ни такого авторитета, как они. Академический курс сократился; латынь была совершенно из него изгнана; в академии был сильный недостаток в учителях. Да она и сама была теперь совсем заброшена; здания ее не ремонтировались, так что в них потолки и печи обвалились и учиться было негде. В 1697 г. царь Петр в одной беседе с патриархом выразил большое недовольство таким беспризорным ее положением и указал на необходимость вызвать в нее киевск. ученых.